Исповедь на три странички. Школа...В самом раннем детстве, которого я еще не помню, я была опасна для окружающих детей. Дралась, брала игрушки, не так чтобы забирала, брала поиграть, но разрешения не спрашивала. Мать рассказывала, что покупала мне пластмассовые совочки, часто покупала, они разлетались о головы других детей. А железный пришлось отправить в деревню, по просьбам родителей.
В детском саду, когда уже помню себя, была как-то не со всеми. Не ссорилась, не дралась, но бывали у меня вспышки злобы... Когда мне казалось, что кто-то тупит. Помню, как сломала карандаш о голову девченки-размазни, которая почему-то ко мне прилепилась. Мать считала меня индиго.
К начальной школе я безумно полюбила книги, читала-читала-читала... Вживалась в книги, тогда же прочла Путешествие Хоббита и влюбилась в драконов. Перечитала всего Булычева, который был в библиотеке, начала перекидываться на других фантастов. В первом классе была тоже не со всеми, на переменах сидела за партой и вспоминала книги, сюжеты, придумывала, чем закончится то, что читаю сейчас. Обычно разочаровывалась немного по окончании книги, сюжет оказывался проще, чем придуманный. Так и сидела на переменах. Поскольку училась хорошо (в начальной-то школе это не сложно), сидела за первыми партами, но меня ни кто не выносил. Осознаю, что делала что-то неправильно, но убейте, не помню, что. Итак, когда я довела самую терпеливую и хорошую девочку в классе, меня пересадили на последнюю парту.
И стало мне счастье.
Я поняла, что там, где никто не видит и не мешает думать, учиться, там, где не задевают в беготне на перемене, там, где ни кто не увидит слез от грустной истории на литературе мне лучше. К тому времени я уже осознала, что такое хорошо и что такое плохо. Начиталась у того же Булычева... И драться больше не могла. Да тогда еще и не били, так, выбрали гадким утенком. Мне было не важно. Мне было спокойно и хорошо. Только я и списывать не давала принципиально, только тем, кто мне был приятен. Так что и дружбы ни с кем не вышло.
Три года я была ммм... спокойна. Сдачи не давала, просто приходила домой и убегала в свою комнату, сначала плакать, потом читать.
В самом начале пятого класса я сорвалась. Я стояла у двери класса, парни выстроились паровозиком и с налету врезались в меня. Сначала отходила, но и они поворачивали, и уйти было некуда. Несколько раз я вытерпела, потом взбесилась, расшугала их как-то, ком в ухо, кому куда. Одного, не самого виноватого, а того, кто под руку из толпы попался, повалила на пол и отпинала. О нет, я избила его ногами, а набоечки на каблучках уже тогда у меня были сплошь железные. Класс разлетелся по рекреации и все боялись ко мне подходить, даже более развитые и сильные парни смотрели и не пришли на помощь своему.
Было собрание, классная настаивала на моем удалении из школы, так как досталось и одному из богатеньких сынков, которых она так любила, да и не знала она тогда, что через пару лет только ласкательными словами будет меня называть и отправлять от класса на все мероприятия. Но я ее тогда и невзлюбила.
И тут распался пятый В. Лучшую часть класса послали в лицейский А, всех остальных к нам. Так и повелось, кто хороший в школе появляется – в А, а второгодников, хулиганов и неблагополучных нам. Класс получился дикий, но сплоченный и веселый.
Окончательно ушла в себя, стояла всегда чуть поодаль, повторяла уроки, так как больше заняться было не чем. Безумно боялась преподавательницу русского языка и так же безумно любила преподавательницу биологии. Обе они были очень требовательны и круты нравом, обе старой закалки, но... Вот как-то биологичка была... Справедливее, что ли? И не гребла всех, как при коммунизме, под одну гребенку, чем грешила преподавательница русского. Милая Людмила Ивановна Бучнева... Черт, я помню? Помню. Она была наверно самым лучшим учителем, она была строга до зубного скрежета, но относилась к нам как к равным, очень хорошо объясняла... Правда так считала, кажется, я одна, остальные ее недолюбливали, учиться у нее было сложно. Ну а я, в одном случае из-за страха (колени дрожали, руки леденели и сердце стучало как бешеное), врожденной грамотности и постоянного чтения, в другом из любви, знала оба предмета. Ну, знала чуть лучше, чем другие. И перед уроком биологии вокруг меня собиралась стайка тех, кто был мне симпатичен (короче говоря все девочки класса) и я им объясняла все то, что они ммм… недовынесли из предыдущего урока. И перед французским языком я всем выдавала переводы. Не то чтобы я хотела им помочь, но как-то мне казалось правильным, я им помогу, потом они мне. Постепенно начала понимать, что они либо не могут помочь мне (в учебе), либо не хотят (в отношениях с нашими мальчиками). Но все равно по инерции давала… Правда на контрольных пока сама все не сделаю, другим не помогала. Обижались.
Шла вялотекущая война, приходила домой в оплеванной куртке, истоптанной. Привыкла стоять спиной к стене, на улицах ходить быстро и перестала носить капюшоны – они ограничивают обзор, а это опасно. Всегда носила с собой все учебники, не только потому что надо, но и в целях самозащиты – сумка с ними была и щитом и сверху по голове огреть можно было. Точнее замахнуться, все уворачивались. Но я тогда все верила в добро и не хотела их бить, хотела только, чтобы меня оставили в покое. Прижималась лбом к оконному стеклу и убеждала себя, что от этого легче. Приходя домой включала музыку и ею корректировала свое настроение, полюбила черный. Начала понимать Стругацких и влюбилась них. Прочла «Пикник на обочине» и «Град Обреченный». Отец привез летом в деревню пару своих кассет с русским роком по моей просьбе. Среди них была единственная его кассета Пикника. Я обрела Религию.
К восьмому классу все выросли.
Все так же не знала, о чем говорить с одноклассницами, а с ребятами и подавно, они и от нормальных девчонок держались подальше. Ну, я стояла в их кругу, но молча. Я не знала, которая из А класса Катька, которая кто, все их сплетни проходили мимо меня, музыка их мне тоже не нравилась, книги… Это их только смешило. Не красилась, не носила модных шмоток, не вела интриг с парнями, стояла молча, издавая приличествующие теме разговора звуки. Все так же носила все учебники в огромной сумке и так же была травлена и бита парнями. С девчонками, правда, полегче стало. Стали хоть как-то общаться. Постоянно пытались из меня сделать старосту. Посылала классную куда подальше. Ну, то есть говорила «не могу взять на себя такую ответственность» подразумевая «не собираюсь отдуваться за весь класс» и таким тоном, что она даже не пыталась заставить, хотя у всех остальных возможности не подчиниться и не получить выговоров и звонков родителям не было. Очень она тогда боялась, что я уйду в другую школу. Наивная, на все жалобы мать отвечала «это нормально, так везде не обращай внимания». Перестала ей говорить. Она только удивлялась, почему мне так часто нужно пришивать петлю-вешалку на куртке. Обрывали. Но это ничего, мелочь, которая меня даже не волновала. Меня доводили морально. Я ненавидела их, а они меня. Чувство было взаимным, лютым, черным и плохо скрываемым. Или совсем не скрываемым. Я их презирала. Они меня… Не знаю, чужая душа потемки. Мы никогда не здоровались на улицах, только они иногда выкрикивали мои ненавистные клички. Куропатка. Почему меня так звали, не знаю, так и не смогла понять, потому она и запомнилась. Но на мероприятиях, когда надо было отстоять честь класса, мы объединялись. Мальчики и девочки, я и они, различные группировки класса, в обычное время только плевавшие друг на друга. Мы были коллективом, мы работали, тащили родителей и побеждали, мы были именно «мы». Но только до победы, потом все распадалось в прежних пропорциях.
К десятому классу все окончательно созрели. Нет, не повзрослели, именно созрели. Пошли романы, пошли разговоры о чувствах. Парни все так же отдельно, девушки все более закрыто. Странный у нас в этом отношении был класс, группировка на группировке, и все конфликтовали как-то скрыто, тихо нелюбя друг друга. Так как я ни в одну толком не входила и болтать не любила слышала все шепотки и разговоры за спиной. С тех пор ненавижу сплетни и почти напрочь лишена любопытства. Тогда я начала понимать, что и как делать, чтобы нормально с ними общаться. Ну как нормально… Чтобы меня поменьше трогали. Это все так же оставалось моим главным желанием в школе. Но у некоторых парней, особенно у одного, одного из двух людей, удостоившихся моей ненависти, была какая-то аллергия на книгу в моих руках. Хорошо хоть я тогда перестала брать библиотечные и отрывала книги дома, стыдно бы было возвращать заклеенные. Он не только морально доводил меня, он портил книги, бил меня… Он был спортсменом (пил, курил, жевал какую-то дрянь и это только в школе), так что отбиться я не могла. Сбегала к классной, тогда уже другой, золотой учительнице. И все жалобы заканчивала словами «а вы обещали его исключить», потому как мне в начале десятого объяснили, что эти все тут пока, до итогов первого полугодия. Так их и выпустили из одиннадцатого, под мои стоны.
Я закончила школу и поступила в институт .Там нет никого из моих бывших дражайших одноклассников! Я работаю, там тоже их нет. Я так ждала этого и я так счастлива теперь! Теперь моя любовь к готике потому, что я люблю черный и готический стиль кажется мне красивым, а не потому, что я ощущаю мир враждебным и подозрительно походим на ад. Может показаться, что я нытик и все время чем-то недовольна, но ведь нет предела совершенству, всегда хочется, чтобы было еще лучше.
Да, конечно, я и сама виновата, что моя школа была для меня пыткой, но… Но я к ним первая не лезла.
Почему это все здесь сейчас, когда пора бы уже забыть этот затянутый страшный сон? Потому что они снова попадаются мне на глаза, потому что недавно снова я слышала все свои клички, произнесены теми же голосами и даже с теми же интонациями.
Да, я боюсь. Я боюсь, что они могут напасть на меня по пьяни. Но.
Я немного изменилась. Теперь я знаю, что моя шкурка одна из самых драгоценных в этом мире и буду отстаивать ее. И знаю, что в приступе ярости и бешенства могу быть… Не то чтобы опасна… Но скрытые резервы организма дают себя знать. Это все я вспомнила и написала, чтобы в случае опасности вспомнить еще раз. Вспомнить все обиды и возненавидеть их снова. Тогда я смогу отбиться, ну или хотя бы раз так ударить, чтобы после суметь сбежать. Я действительно могу, если очень разозлюсь.
Но дорогие мои, дражайшие мои бывшие одноклассники! Я очень не хочу. Давайте мы как эти два года будем не замечать друг друга и дальше? Ну что вам до серой ботанши, плаксы, ябеды? Ну и пусть себе проскальзывает мимо вас домой, пусть боится и не носит капюшоны дальше… Давайте забудем друг друга, ведь это естественное свойство памяти – сохранять только хорошее?..